Я снисходительно согласился и приступил к рассказу, взяв в качестве темы предмет нашей дискуссии. Мои же оппоненты даже не помышляли, чтобы как– то облегчить мою задачу. Они то и дело нарочно обращались ко мне, чтобы втянуть в дискуссию и таким образом прервать ход моих мыслей, а я, будучи довольно тщеславным, продолжал писать, пытаясь в то же время разумно отвечать.

Прежде чем получасовая программа подошла к концу, я написал и прочитал рассказ (потому-то он, между прочим, такой короткий), и это был именно тот, который вы видите здесь под заглавием «…Вставьте шплинт А в гнездо Б…»

Лить па улице перестало только после трех ночи, и дежурный по участку, помощник шерифа детектив Дэнни Апшо предположил: наступившее десятилетие обещает быть паршивым. Если не считать запертых в обезьяннике пьяных и трезвых правонарушителей, в помещении полицейского участка он был один. Все патрульные и оперативные машины — на ночном дежурстве; никаких начальников, нет секретарши, ни одного оперативника в штатском.

Не мозолят глаза одетые в хаки патрульные, весь вечер бродившие с довольной ухмылкой от предвкушения служебных лакомств, какими тут считаются дежурство на Стрипе, шикарные женщины и рождественские корзинки от Микки Коэна, — извечный повод для грызни с городскими полицейскими.

Он рассматривал мой отказ чуть ли не как предательство: я-то для тебя, земляк, делал, а ты для меня?

Так или иначе, но все равно получилось именно так, как сказал Г.М.: три с половиной года я маялся в Доме творчества в Переделкине (и в других домах тоже), а затем получил ордер (с красной полосой) на четырехкомнатную квартиру в хорошем районе, окнами в Нескучный сад. И работу мне Марков подыскал подходящую: вести семинар прозаиков в Литинституте (1968-1973 годы. Где-то в те же годы я был избран общественным секретарем Союза писателей РСФСР, вел Совет прозы. И там, и тут работать мне было интересно, удавалось и писать (роман “Соленая падь”, фантастическая повесть “Оська – смешной мальчик”, эссе “Мой поэт” (о Чехове), довольно много рассказов и литературно-критических статей).

Это положение меня вполне устраивало.

Я не был в диссидентах и плохо знал о них, не был активистом, но у меня было свое дело: борьба против проекта строительства Нижне-Обской ГЭС. Эта ГЭС затопила бы 132 тыс.кв.км (месторождения тюменских газа и нефти), и в 1962-1963 годах мне удалось этот проект остановить (об этом ниже, а может быть, и совсем не надо: достаточно сказано в “Экологическом романе” – далее я обозначаю его как “ЭР”, первоначальное название “Заколдованный створ”).

1 января 2003. Почему я такая несчастная? Каждый раз одно и то же: день рождения в самый тяжелый день года. Все снулые, опухшие, с днем рождения поздравляют, а сами зевают. В этом году еще хуже. Все носятся, как угорелые, Клинч ищет рассол, Лужж командует школой, ментодеры домовых вывозят, гномы повсюду молотками грохочут. А Порри и Сен дрыхнут! Тоже мне друзья. Только мисс Сьюзан вспомнила о моем дне рождения и подарила самопудреницу. Очень классная штука! Она заряжена магией, поэтому даже такая мудлиха, как я…

Полстраницы испорчено жидкостью неизвестного происхождения.

И правда, замечательная самопудреница. Если бы не она, я так бы и проходила весь день зареванная.

Тоже 1 января. Харлей объяснил мне происхождение слова «мудл». Оказалось, это аббревиатура фразы «Лицо, лишенное магических свойств» на кельтском языке.

Голос его куда-то удалился. Неужели этот замечательный пилот бомбардировщика, награжденный знаком отличия, пытался отыскать меня? Полковник Берни Олсон! Мой начальник во Вьетнаме! Тот замечательный парень, самолет которого я обслуживал и в жару, и в дождь, воюя с этими проклятыми вьетнамцами. Три года я был механиком его самолета, пока он не получил ранение в пах, после чего наши пути разошлись. Его демобилизовали, а я продолжал служить с другим пилотом, который оказался таким растяпой! А каким героем был в моих глазах Олсон! Я уже и не предполагал увидеться с ним, и вот он сам спустя тринадцать месяцев отыскал меня.

– Послушай, Джек, – продолжал он. – Я тороплюсь, так как улетаю в Париж. Как ты устроился? У меня есть для тебя работа, если ты интересуешься.

– Здорово было бы работать вместе!

– О'кей. Заработок пятнадцать тысяч. Я вышлю тебе билет на самолет и немного денег. Потом мы все обговорим. – Странно, но в его голосе не слышалось прежней бодрости. – Я хочу, чтобы ты прилетел ко мне сюда, в Парадиз-Сити – это в шестидесяти милях от Майами. Работа тяжелая, но ты должен справиться. Во всяком случае, если у тебя нет ничего на примете, что тебе терять?

Странно, но стрельба не произвела того впечатления, как должна бы. Через минуту я вышел из перехода и направился к метро; все было спокойно, только ларьки стояли без стекол.

Очередь за жетонами занимала весь вестибюль и торчала на улицу. Работники метро сами нарывались: действовала только одна касса. Кому-то все это окончательно не понравилось. Он просто прошел через турникет, не скрываясь и не заплатив. Когда другие стали следовать этому примеру, тетка-контролер подняла ужасный визг, -- ей вмазали по рылу. Выскочили милиционеры и тоже получили. Нехорошее предчувствие заставило меня поторопиться. У эскалатора образовалась страшная давка, а только я протиснулся, как его остановили.

Всякие правила и приличия уже вовсю переставали действовать. Народ полез на соседний, тоже стоящий эскалатор, а третий полз вверх, но и его вскоре остановили. Людской поток был сейчас не в пользу поднимавшихся, и им пришлось возвращаться вниз. Кроме тех, кого ненароком покалечили, а таких было достаточно с обеих сторон.

Поезда еще ходили, но на платформе тут и там вспыхивали стычки. Кого-то роняли на рельсы, случайно и намеренно, орала трансляция, ревела толпа; в этих шумах медленно и совершенно неслышно выползал поезд. Я не мог подобраться к краю платформы и не видел, сколько человек барахтались на рельсах; некоторые, должно быть, сочли за лучшее переждать в желобе под поездом. По крайней мере, один. Чем ему не нравилось лежать там тихонько, но только когда поезд почти остановился, он таки полез наверх. Вопль под сводами перекрыл все звуки.

Тут же и остальные охранники, приоткрыв для защиты бронированные дверцы автомобилей, открыли огонь. Раздалось резкое «тап-тап-тап» новых компактных автоматов, заменивших старые армейские «льюисы». Никто из охранников не любил автоматы, хотя их намного легче было держать в руках, но они постоянно, с тех пор как прибыли в Анселстьерру, практиковались в стрельбе из них.

— Не в толпу! — властным голосом прокричал Тачстоун. — Цельтесь только в вооруженных!

Нападающие не были столь осторожны. Укрывшись за грузовиком и телегой, за почтовой будкой, они открыли шквальный огонь.

Пули с диким визгом рикошетили от мостовой и бронированных автомобилей. Стоял оглушительный треск, туман рвали в клочья крики и выстрелы. И мгла уже не могла заглушить эту жуткую какофонию. Колонна демонстрантов, только мгновение назад устремленная вперед, теперь превратилась в толпу испуганных людей, в панике пытающихся немедленно покинуть поле боя.

Великолепное платье вобрало в себя примерно три с половиной комплекта и было безнадежно испорчено. Пока, стоя в одном нижнем белье, она замачивала остатки роскоши в ванной, в незапертую квартиру заявился Лелик со словами "Люсь, спичек не найдется? Ой а чем это здесь так пахнет?" Люська собралась, было, замочить и Лелика, но потом передумала, вышла за него замуж и испортила ему всю оставшуюся жизнь.

Мораль: Давайте говорить друг другу комплименты и прекра

тим бросать друг в друга экскременты...

Первые пару месяцев он чувствовал себя будто не в своей тарелке, но потом начал вникать, и уже через год отлично ориентировался в терминологии, мог составить нужный запрос или попросить помощи на грамотном и понятном для специалистов отдела языке, однако за столом Прохоров брюки не просиживал. Основным видом его деятельности являлась работа в поле, перехват грузов, арест подозреваемых и, как ни странно, много мордобоя. Преступники стали наглее, оснащеннее и подготовленнее. Теперь, даже при виде корочек, они не желают поднимать руки вверх, предпочитая давать бой или, как в случае с кабриолетом, устраивать гонки на выживание в исторической части города.

Сегодня майор держал в руках отчет по весьма странному инциденту.

Линда, лёжа на полу, грустно следила за ними своими карими выразительными глазами. Не понимая всех слов, она отлично улавливала интонации голосов: мама хозяина-наставника о чем-то его просила, а он не соглашался, не мог согласиться. И Линда была сейчас на его стороне. Ну как же так? Они уже собрались в дорогу, хозяин взял оружие, автомат, Линда знает, что это такое, она видела автоматы не раз, на стрельбище, где её учили не бояться выстрелов и работать под огнём. И она работала, выполняла команды наставника, не обращая внимания на стрельбу и визг пуль. Были там и другие собаки, её коллеги, не все выдержали испытание, и теперь их нет в питомнике, их отчислили со службы. А её, Линду, оставили — наставник, Олег, многому её научил, в том числе и смелости, трусливой собаке не место в милиции.

- Павка, то есть пилот Усков, товарищ батальонный комиссар, летает прямо классно... Два брата на фронте... танкисты... Мы хотели просто в окопы проситься, но какой же смысл? Усков один с воздуха больше набьет, верно же, товарищ батальонный комиссар? Это же простой расчет...

- Кого бы из нас ни выбрали, товарищ майор, - закончил Усков, выпрямляясь, - оба мы будем драться, не щадя жизни.

- Как тигры, - добавил Уткин.

- Какие тигры? - спросил майор сердито.